Власть. Политика. Мы.

ДВЕ ТОЧКИ НАД ОДНОЙ ПРОБЛЕМОЙ

К десятилетию первой организованной оппозиции КПСС

Даже вопросительный знак в заголовке ( см."Смоленск" N1,"Разрушители?") не уберег меня от упреков со стороны некоторых представителей первой "демократической волны". "Нам тогда приклеивали ярлык "разрушители". К сожалению, не забыт он и сейчас. Разрушиельный механизм заложен в самой идеологии и системе упавления КПСС. И когда режим стал изнутри гнить, сами партократы затеяли перестройку (кстати, начал ее Андропов, Горбачев лишь продолжил ) ", - пишет один из них.

В данном случае он, что называется, ломится в открытую дверь. А вот с Валентином Распутиным автор мог бы поспорить, ибо тот на недавнем пленуме Союза писателей в Краснодаре первым "демократам", как говорится, "врезал". Цитирую: "То, что происходило в конце восьмидесятых, в начале девяностых годов, это было настоящее умопомрачение, когда, казалось бы очевидные, совершенно нормальные вещи никак не воспринимались, когда казалось, что все действительно перевернулось с ног на голову, когда огромные колонны приходили по призыву этой (космополитической, антинациональной- авт.) интеллигенции на Манежную площадь, и принципы на которых жили, сжигались, закрикивались, затоптывались. Это было страшное зрелище, страшное было время."

Такого рода картинки (в миниатюре, конечно наблюдались и в нашем милом провинциальном Смоленске.

Я обещал читателям своего рода историю многопартийной жизни Смоленщины (и от обещания не отказываюсь), но в данном случае необходимо некоторое лирическое отступление. В первом материале уупоминались фамилии четырех лидеров Смоленского народного фронта ( СНФ). Сегодня мы даем слово двум из них. Из первых уст, пока все окончательно не затянулось тиной времен, мы узнаем, как, что происходило и почему валили эти толпы на Манежную ( у нас к Центральной сберкассе 25 февраля 1990 года - апофеоз СНФ ). Итак...

ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ КОСЕНКОВ. Родился в 1946 году в Смоленске в рабочей семье. Рос без отца. Закончил энергоиститут, работал инженером, преподавал в техникуме, защитил кандидатскую и дорос до заместителя директора крупного проектного института.

- До восемнадцати лет я мучился над выбором: исторический факультет или - в инженеры. Последнее победило, ибо поприще казалось наиболее честным и полезным. К 1989 году я, в общем, был человеком вполне устроенным. С учетом стартовых возможностей карьера была вполне неплохая. К советской власти каких-то жутких претензий не было. В нынешних условиях не то что закончить, а даже помечтать о поступлении в институт я бы не мог. Не было ненависти к режиму, да и к идеологии. В душе я считал себя коммунистом (по крайней мере до 1985 года), но от вступления в КПСС уклонялся. Видел, что идут туда ради карьеры, формально, часто вовсе не самые лучшие. Словом, не настоящие коммунисты. Вспомнить хотя бы политзанятия у нас в институте. Такая рутина. Люди вроде бы нормальные, на этот час становились безликими участниками некоего ритуала: говорили не так, как обычно, и не то,что думали, а что положено было говорить. Бубнили по бумажкам, как пономари. Все это видели, но таковы были правила игры. Кто-то принимал их безоговорочно, кто-то нет. Но к тому времени система себя изжила: ни в идеологическом, и в репрессивном плане людьми не владела.

И вот я случайно попал на "зеленый" митинг. Тогда было несколько групп "зеленых", которые специализировались по различным проблемам: по ртути, лесопитомнику и т.д. В основном это были люди, которые впоследствии составили костяк СНФ: Михалевская, Борохов, Ермолаев. Эти группы и были первыми политизированными организациями в Смоленске. Впервые не где-то в столицах, а в родном городе я увидел, что люди могут говорить свободно. Это после навязшей в зубах рутины, конечно, не могло не привлекать. И я стал на эти мероприятия похаживать. Запомнился достаточно многолюдный митинг по памятнику Теркину у военторговской лестницы, на котором вытупал Валерий Иванович Атрощенков. Это было необычно, ведь он тогда всей культурой области заправлял. Председатель профкома "Измерителя" Запрягаев хорошо выступил. Словом, на этих тусовках сформировался круг людей, которые ходили постоянно и знакомы были, как говорится, не шапочно. Это и были зачатки народного фронта - организации, несомненно, политической.

В истории СНФ можно выделить три этапа: с августа по декабрь 1989 года (период "кучкования" и знакомства .Здесь неоспорима ведущая роль Борохова и Ермолаева. Порядок - алфавитный, ибо не берусь судить, кто был главнее . Первый был заметей в организационом плане, второй - что-то вроде мотора движения) с декабря 1989 по 25 февраля 1990 года (период бурного организационного роста, до пика ), с 25 февраля по июнь 1990 года (некоторый эмоциональный спад, зарождение разногласий, приведших к фактическому распаду движения).

Войти в оргкомтет СНФ Борохов предложил мне где-то в конце августа на втором мероприятии фронта у магазина "Родник" на Поповке. Место историческое: оно всегда было пунктом предварительных сборов народофронтовцев, которые затем направлялись на собрания или в библиотеку, или в камерный театр, или (по воскресеньям) в райвоенкомат . В общем-то уровень этих мероприятий, уровень постановки проблем был невысок. Его даже с теперешними Думами не сравнить. Люди, в основном, приходили простые, чеще всего обиженные. Приходили, что бы покричать "долой", а в большинстве случаев народофронтовские мероприятия они рассматривали как метод борьбы с собственным начальством. На первом этапе наши митинги и собрания были практически неуправляемыми. На трибуну прорывались кто хотел, и удержать от каких-то непарламентских выражений было просто невозможно. Хоть мы и пытались цивилизовать наши тусовки, колокольчик завели.

В этом плане мы не были каким-то исключением. Сеть народных фронтов создавалась по всей стране, с некоторыми мы переписывались. Был даже координационный комитет в Ярославле.

Поначалу речь вовсе не шла, чтобы валить советскую власть. Более того - до 1990 года выступали в защиту советской власти от номенклатуры. Говорили о несправедливых льготах партаппарата, в первых листовках приводили их зарплаты. Помню листовку предвыборную, где мы перечислили партийных боссов, идущих на выборы. Речи тогда не было о приципиальной перестройке. В наших рядах было немало коммунистов. Даже секретари парторганизаций были: Головных, Семенов, Фомин. И я не замечал, чтобы СНФ использовали как механизм прихода к власти. Наоборот, шарахались от таких предложений, открещивались, как черт от ладана. Только потом начали думать: а почему бы и нет, чем мы хуже.

Не было и близко на наших тусовках рыночной терминологии: частная собственность и прочее. Даже когда я в ДПР пошел, не заметил как-то , когда и как нам ее подсунули. Нет, не МВФ, конечно, просто логически вытекало: не может быть свобод политических без экономических.

К февральскому митингу СНФ пришел хоть и разношерстным (вел его Ермолаев, называвший себя ортодоксальным коммунистом. Он и после на 1 Мая с красным флагом ходил. А рядом были люди, которые при слове "коммунизм", советская власть готовы были если не за пистолет хвататься, то за грудки взять и слюной обрызгать), но многолюдным и сплоченным. И не случайно: огромная работа была проделана. Масса плакатов, транспарантов заготовлена (в основном, в нашем институте ). Где-то неделю шли переговоры с властями. Наш приглашали в Дом Советов (четверку то есть). Анисимов возглавлял противоположную сторону. Обговаривали, в основном вопросы безопасности. И диалог был нормальный. По моему, только Владимир Николаевич Прохоров не мог понять, зачем это им возиться с "этой публикой". Словом, все было спланировано. Последнее заседание состоялось накануне: кому где идти, кому где выступать. Мне дали номер третий и поручили крикнуть: "Обком и Власенко в отставку". Что я и сделал, не без некоторой дрожи в коленках, но гордясь своей храбростью.

В общем-то было опасение, что нас до митинга не допустят. За каждым организатором заходили с утра несколько членов СНФ. И только, когда я увидел, сколько народу собралось в парке 1100-летия Смоленска, как росла наша колонна за счет глазевших с тротуаров обывателей, я испытывал ни с чем не сравнимое чувство победы, освобождения.

Нечто подобное было и когда Александр Морозов притащил в парк 1100-летия кипу экземпляров самиздатовской газеты "Сход", которую он практически один делал, как впоследствии и "Понедельник".

Кстати, этот день (12 апреля 1990 года - сессия областного Совета) , стал, пожалуй, последним консолидирующим моментом нашего движения. В этот день мы пикетировали Дом Советов с заранее обговоренными плакатами и транспарантами. Присоединился к пикету и "незарегистрированный протестант", талантливый слесарь-сантехник (о нем даже в цетральной печати писали) Кореневский. Плакат он изготовил самостоятельно: на элементарной двери написал что-то против Орлова, к которому имел особую "привязанность". На какое-то время он отлучился и его дверь унесли двое молодцов из Дома Советов. А через некоторое время его арестовали, свозили в "психушку", посадили в КПЗ. Тут весь народный фронт поднялся. Мы ходили в прокуратуру, к Анисимову. Если не освободите - объявим голодовку, прикуемся кандалами к батареям и т.д. Энтузиасты собрали деньги жене пострадавшего, послали гонца. Через некоторое время он звонит: приношу - открывает...хозяин. Многие тогда просто разочаровались: настроились люди на борьбу до победного.

В то время в СНФ шло перераспределение людей по интересам. Первым на учредительный съезд социал-демократической организации съездил Борохов, потом такую ассоциацию внутри СНФ стал формировать. Люди начали искать, что кому по душе - было из чего выбирать. Но не все были готовы к поискам положительных начал, многих до сих пор встречаю а митингах, где они по-прежнему кричат "Долой!". Разногласия усиливались. К концу мая ушел из фронта и с политической арены (как оказалось) Эдуард Борохов. Движение практически сошло на нет, на смену ему пришли многочисленные партии и движения, которые породил СНФ.

Интервью у АЛЕКСАНДПА НИКОЛАЕВИЧА МОРОЗОВА я брал в его скромной двухкоматной квартире , где он проживает с женой, дочкой и таксой Ладой - животным чрезвычайно добродушным и доверчивым (во время разговора она спокойно спала у меня на коленях ). Говорят, собаки перенимают характер хозяев. Может быть. Впрочем, судите сами.

Родился Александр в 1942 году в Калязине Калининской (Тверской) области. Закончил исторический факультет (не без приключений, но об этом позже), имеет очень толстую, с приложением, трудовую. Здесь можно отметить, что 9 лет работал выпускающим в "Рабочем Пути", а сейчас заведует отделом на областном радио.

- В институте увлекался фотографией. Сказывалась неосознанная тогда тяга к журналистике. Когда учился на втором курсе, в стране были проблемы с хлебом. Как-то иду со съемки в театре и вижу огромную очередь у хлебного. Сделал пару снимков. Правда, далеко не ушел: настигли бдительные граждане, отвели в ближайшее отделение милиции. Отдуда, естественно, в КГБ. Как, почему, зачем? Непроизвольно, говорю, получилось. Мне вежливо так говорят: "Вот и напишите". Написал, отпустили, студенческий отдали, фотоаппарат без пленки, конечно.Через месяц, дескать, мы с вами встретимся. И точно: сижу на лекции, и вдруг - Морозова к ректору. У всех глаза по ложке: когда это студента простого к ректору вызывали. Встретил меня седоватый человек лет пятидесяти. Оказалось, начальник КГБ. И показывает он мне отличный снимок 18х24. Черные пальто, мрачные лица и (закон подлости, я даже не видел) какой-то парнишка руку в мусорницу запустил.

- Сгодился бы этот снимок для Запада?- спрашивает начальник КГБ. - Да что Вы, как могли подумать! - Если б подумали, то не здесь бы разговаривали. Мы посмотрели вашу биографию, все у вас в порядке. Но впредь думайте, что вы делаете, - сказал и отпустил. Ну, думаю, обошлось. Как бы не так. Комсомольское собрание, секретарь партбюро выступает: есть вот у нас такие и т. д. Пришлось перевестись в Псковский пед., там вдруг одни неуды стал хватать. Переехал в Смоленск. Здесь закончил заочно истфак.

То есть мне не столько та жизнь, сколько ложь поперек горла вставала, эти обещания райских кущ. И когда, говоря словами Горбачева, процесс пошел, я одним из первых откликнулся. Есть шанс: сбросим путы, начнут люди творить, реализовывать задавленные возможности. Так казалось.

В 1989-м я на заводе радиодеталей редактором радиовещания работал. Не сказать, что очень хорошо, но жил лучше многих, и уж, конечно, лучше, чем сейчас, когда обувь или что-то из одежды купить просто невозможно. В моде тогда было всякого рода анонимное анкетирование. Вот и мне секретарь парткома дал такое поручение. Я внес в анкету и отношение к секретарю парткома, генеральному директору и прочему руководству. Без злого умысла, а чтобы они для себя какие-нибудь выводы сделали. Добросовестно поработал. Ходил по цехам, разговаривал с людьми. Некоторые не очень здорово о секретаре отозвались. Того заело. Назови, говорит, фамилии. Я отказался. А через несколько дней была так называемая "черная суббота". Я не пришел: просто забыл, потому что на прежних работах с таким не сталкивался. Ну секретарь говорит: ладно, бывает, напиши объяснительную. И в качестве наказания меня на три месяца в строительную бригаду разнорабочим упекли. Кирпичи таскал, направляли в цех гальваники, где кислота с труб капает. Дайте спецодежду, говорю. Как бы не так. Но до чего меня поразила порядочность моих собратьев по штрафбату, простых работяг. Квасили они здорово, а мне ни капли нельзя - уволят тут же, только того и ждут. Так они меня никогда не провоцировали и не закладывали. Женщина там была одна, начальство насело на нее, чтоб донос на меня писала, а она ни в какую. Как я благодарен этим людям!

Прошел я свой срок полностью, придраться ко мне было нельзя. Все равно "ушли" по сокращению штатов в мае 90-го. А я и до того в народном фронте активно участвовал, входил в "четверку", а тут вообще полностью общественной работе отдался. Чуть раньше мы с Ермолаевым начали выпускать газету "Сход"- первая оппозиционная газета в Смоленске, типичный самиздат. Первые номера практически подпольно делали (тогда еще обллит был). Набирали на компьютере, потом я эти полоски вырезал, наклеивал на лист ватмана, копировал на ксероксе. И вот эта примитивная газета отлично шла. Бывало, вынесешь на Блоньку - моментально. Все-таки первая свободная газета.

Вообще, сколько их тогда было из разных концов страны. В основном, такие же самоделки, как "Сход". Только у прибалтов была офсетная печать. А какие были дайджесты! Мы их вывешивали на Блонье. "Эсдек", "Свободное слово" (демсоюз), "Новая газета" (социал-демократы), "Улица Свободы", "Балтийское Время", "Собор". Мы исходили из того, что, по словам Герцена, без свободного языка нет свободного человека.

"Сход" не так долго выходил, номеров 6 всего. А вот в августе 90-го мне предложили и я согласился стать главным редактором газеты "Понедельник". Но должность моя только звучит красиво. Вся моя редакция ограничивалась моей едиственой персоной. Причем, при вступлении моем в должность председатель союза кооперативов Левант ( учредитель) предупредил: вы должны жить от нее сами. И я жил, считаю неплохо без всяких дотаций. Газета расходилась, хотя в киосках ее, бывало, прятали, клали на " несмотрительные" места.

Ново было, что обо всем писать можно. И к нам авторы самые разные шли, чаще обиженые, озлобленные. Мы им давали высказаться. Поначалу газета имела ярко выраженный антикоммуистический характер. Потом появилась деловая полоса. Внимание она, конечно, привлекла. Порой, правда, нежелательное. Пару раз мне угрожали по телефону: повесим, мол, тебя.

О народном фронте сохраняю самые хорошие воспоминания. Что бы там не говорили, но люди шли в него за идею. Не за чинами, не за деньгами. Посмотрите, ни у Борохова, ни у Ермолаева, ни у Косенкова, ни у меня нет ни особняков, ни машин, ни должностей. Сравните с бывшими или нынешними партийыми лидерами. Лучше всех, на мой взгляд, смотрится Клименко. Хоть он весь из того мира и спорить с ним бесполезно, но... Я профессионально наблюдательный человек: как-то иду и замечаю: каблук у него стоптан и почти отклеился. Значит, не было, нет у него навара от власти. Разные люди и в КПСС были.

А конец СНФ? Он был неизбежен. В народный фронт шли, чтобы раскачать, свергнуть. Выполнили задачу, а дальше каждый своей дорогой пошел. Мне, например, поначалу, казалось все очень простым. Люди, получив (приобретя) частную собственность, начинают проявлять инициативу, налаживают производство, конкурируют - это ведет к нормальному рынку. Я заблуждался. Мы просто не могли не прийти к сегодяшней ситуации. Не учли, что нормой при прежнем строе, стало воровство, особенно при Брежеве.

В том времени уже нельзя было жить. Так распорядилась история, мы были лишь ее исполнителями, действующими лицами. Народофронтовцы и по стране, и в Смоленске добивались свободы печати, гласности, права на пикеты, митинги и другие формы протеста. И добились этого. Вот созидающие результаты для цивилизации вообще. И не это разрушает Россию. Начальники, аппаратчики, партократы, взявшись за экономику и приватизацию, не удержались от соблазна хапнуть, обмануть, обогатиться, разрушили производство, экономику.

Кстати, на собраниях НФ люди учились политической культуре, там можно было спорить, возражать ( между прочим, матом у нас не ругались ). В НФ были люди разных убеждений. Николай Ермолаев, например, считал себя ортодоксальным марксистом. И был человек, который мечтал создать социалистическую партию на основе афинской демократии. Романтизм, как видим, тоже имел место.

Конечно, не все получилось так, как нам хотелось, но, повторяю, не наша в том вина.

Записал Петр ПРИВАЛОВ Журнал “Смоленск”, №2,1999 год